Много есть людей, что полюбив…
Много есть людей, что полюбив,
Мудрые дома себе возводят,
Возле их благословенных нив
Дети резвые за стадом ходят.

А другим жестокая любовь,
Горькие ответы и вопросы,
С желчью смешана, кричит их кровь,
Слух их злобным звоном жалят осы.

А иные любят – как поют,
Как поют и дивно торжествуют,
В сказочный скрываются приют;
А иные любят – как танцуют.

Как ты любишь, девушка, ответь!
По каким страдаешь ты истомам?
Неужель ты можешь не гореть
Тайным пламенем, тебе знакомым,

Если ты смога явиться не
Молнией слепительной Господней;
И отныне я горю в огне,
Вставшем до Небес из Преисподней.

Я говорил: Ты хочешь, хочешь?...
Я говорил: Ты хочешь, хочешь?
Могу я быть тобой любим?
Ты счастье странное пророчишь
Гортанным голосом своим.

А я плачу за счастье много:
Мой дом – из звезд и песен дом,
И будет сладкая тревога
Расти при имени твоем.

И скажут: Что он? Только скрипка,
Покорно плачущая, он, –
Ее единая улыбка,
Рождает этот дивный звон.

И скажут: То луна и море,
Двояко отраженный свет.
И после: О, какое горе,
Что женщины такой же нет!

Но, не ответив мне ни слова,
Она задумчиво прошла,
Она не сделала мне злого,
И жизнь по-прежнему светла.

Ко мне слетают серафимы,
Пою я полночи и дню,
Но вместо женщины любимой
Цветок засушенный храню.

***
И ты меня забудешь скоро,
И я не буду думать, вольный,
О милой девушке, с которой
Мне было нестерпимо больно.

Заклинание
Юный маг в пурпуровом хитоне
Говорил нездешние слова,
Перед ней, царицей беззаконий,
Расточал рубины волшебства.

Аромат сжигаемых растений
Открывал пространства без границ,
Где носились сумрачные тени,
То на рыб похожи, то на птиц.

Плакали невидимые струны,
Огненные плавали столбы,
Гордые военные трибуны
Опускали взоры, как рабы.

А царица, тайное тревожа,
Мировой играла крутизной,
И ее атласистая кожа
Опьяняла снежной белизной.

Отданный во власть ее причуде,
Юный маг забыл про все вокруг,
Он смотрел на маленькие груди,
На браслеты вытянутых рук.

Юный маг в пурпуровом хитоне
Говорил как мертвый, чуть дыша,
Отдал все царице беззаконий,
Чем была жива его душа.

А когда на изумрудах Нила
Месяц закачался и поблек,
Бледная царица уронила
На него алеющий цветок.

Ягуар
Странный сон увидел я сегодня:
Снилось мне, что я сверкал на небе,
Но, что жизнь, чудовищная сводня,
Выкинула мне недобрый жребий.

Превращен внезапно в ягуара,
Я страдал от бешеных желаний,
В сердце – пламя грозного пожара,
В мускулах – безумье содроганий.

И к людскому крался я жилищу
По пустому сумрачному полю
Добывать полуночную пищу,
Богом мне назначенную долю.

Но нежданно в темном перелеске
Я увидел нежный образ девы
И запомнил яркие подвески,
Поступь лани, взоры королевы.

Призрак счастья, Белая невеста…–
Думал я, дрожащий и смущенный.
А она промолвила: Ни с места!
И смотрела тихо и влюбленно.

Я молчал, ее покорный кличу,
Я лежал, ее окован знаком,
И достался как шакал в добычу
Набежавшим яростным собакам.

А она прошла за перелеском
Тихими и легкими шагами,
Лунный луч кружился по подвескам,
Звезды говорили с жемчугами.

Сомненье
Вот я один в вечерний тихий час,
Я буду думать лишь о вас, о Вас.
Возьмусь за книгу, но прочту: она,
И вновь душа пьяна и сметена.
Я брошусь на скрипучую кровать,
Подушка жжет… нет, мне не спать, а ждать.
И крадучись, я подойду к окну,
На дымный луг взгляну на луну.
Вон там, у клумб, вы мне сказали «да»,
О, это «да» со мною навсегда.
И вдруг сомненье бросит мне в ответ,
Что вас, покорной, не было и нет.
Что ваше «да», ваш трепет, у сосны
Ваш поцелуй – лишь бред весны и сны.

***
Ты повторяла: Я страдаю,
Но что же делать мне, когда
Я наконец так сладко знаю,
Что ты лишь синяя звезда.

***
Однообразные мелькают
Все с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают,
И умирают соловьи.

Но и она печальна тоже,
Мне приказавшая любовь,
И под ее атласной кожей
Бежит отравленная кровь.

И если я живу на свете,
То лишь из-за одной мечты:
Мы оба, как слепые дети,
Пойдем на горные хребты.

Туда, где бродят только козы,
В мир самых белых облаков,
Искать увянувшие розы
И слушать мертвых соловьев.

***
Нежно-небывалая прохлада
Прикоснулась к моему плечу,
Т теперь мне ничего не надо,
Ни тебя, ни счастья не хочу.

Лишь одно бы принял я, не споря, –
Тихий, тихий голубой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой.

Что же думать, как бы сладко нежил
Тот покой и вечный гул томил,
Если б только никогда я не жил,
Никогда не пел и не любил.

Девушка
Мне не нравится томность
Ваших скрещенных рук,
И спокойная скромность,
И стыдливый испуг.

Героиня романов Тургенева,
Вы надменны, нежны и чисты,
В вас так много безбурно-осеннего
От аллеи, где кружат лист.

Никогда ничему не поверите,
Прежде чем не сочтете, нее смерите,
Никогда никуда не пойдете,
Коль на карте путей не найдете.

И вам чужд тот безумный охотник,
Что, взойдя на нагую скалу,
В пьяном счастье, в тоске безотчетной
Прямо в солнце пускает стрелу.

(из) Беатриче
Я не буду тебя проклинать,
Я печален печалью разлуки,
Но хочу и теперь целовать
Я твои уводящие руки.

Все случилось, о чем я мечтал
Еще мальчиком странно-влюбленным,
Я увидел блестящий кинжал
В этих милых руках обнаженным.

Ты подаришь мне смертную дрожь,
А не бледную дрожь сладострастья,
И меня навсегда уведешь
К островам совершенного счастья.

Рассвет
Змей взглянул, и огненные звенья
Потянулись, медленно бледнея,
Но горели яркие каменья
На груди властительного Змея.

Как он дивно светел, дивно страшен!
Но Павлин и строг и непонятен,
Золотистый хвост его украшен
Тысячею многоцветных пятен.

Молчаливо ждали у преддверья;
Только ангел шевельнул крылами,
И посыпались из рая перья
Легкими сквозными облаками.

Сколько их насыпалось, белея,
Словно снег над неокрепшей нивой!
И погасли изумруды Змея
И Павлина веерное диво.

Что нам в бледном утреннем обмане?
И Павлин, и Змей - чужие людям.
Вот они растаяли в тумане,
И мы больше видеть их не будем.

Мы дрожим, как маленькие дети,
Нас пугают времени налеты,
Мы пойдем молиться на рассвете
В ласковые мраморные гроты.

Смерть
Нежной, бледной, в пепельной одежде
Ты явилась с ласкою очей.
Не такой тебя встречал я прежде
В трубном вое, в лязганье мечей.

Ты казалась золотисто-пьяной,
Обнажив сверкающую грудь.
Ты среди кровавого тумана
К небесам прорезывала путь.

Как у вечно жаждущей Астреи,
Взоры были дивно глубоки,
И неслась по жилам кровь быстрее,
И крепчали мускулы руки.

Но тебя, хоть ты теперь иная,
Я мечтою прежней узнаю.
Ты меня манила песней рая,
И с тобой мы встретимся в раю.